Российско-сирийский эксперт Михаил Балбус рассказал о перспективах Сирии, атакованной исламистами.
Бушующая пять лет война в Сирии дала возможность мусульманским фундаменталистам захватить огромные территории. Там, где недавно действовали нормы светской сирийской цивилизации, теперь властвуют мрачные фанатики из Исламского халифата, боевики «Фронта Ан-Нуср». Что происходит в Сирии, рассказывает Михаил Балбус, российский эксперт сирийского происхождения, из «Института глобальных и социальных движений».
– Какое отношение Вы имеете к Сирии?
– Самое близкое: отец оттуда, родственники живут в Сирии, практически каждый день общаемся. Периодически посещаю республику, но в последнее время обстановка не позволяет часто ездить – прямого авиасообщения с Сирией из-за войны нет, только через Ливан.
– На какие группы можно разделить сирийцев?
– Общество разнообразное: множество этноконфессиональных групп с клановыми связями, мусульман, в основном сунниты, и христиан. В крупных городах, как Дамаск или Алеппо, поляризация и этноконфессиональное разделение не чувствуется. У бедуинов на востоке, кочующих между границами Сирии и Ирака, своя иерархия, представители в парламенте, Дамаск строит с ними отношения через неформальные договоренности. Мусульмане друзы – закрытая этноконфесиональная община, друзом стать невозможно, проще евреем, им нужно родиться. Курдов до войны было десять процентов от всех жителей, но их численность разбавлена беженцами из Ирака, теперь их процентов пятнадцать. Есть христиане: армяне, православные, католики, марониты – десять процентов. Такая структура усложняет понимание сирийского общества.
– Визуально сирийцы зачастую не так уж и похожи на арабов. Исторически и культурно Сирия близка Европе?
– Так воспринимают себя ливанские христиане-марониты, противопоставляющие себя мусульманским общинам и Сирии. Но сирийцы-христиане всегда жили с мусульманами более или менее мирно. Если в Ливане друзы и марониты могли в 19 веке устроить религиозную войну с кровавым исходом, то сирийские христиане спокойно инкорпорировались в мусульманское общество.
В целом – сирийцы, как и египтяне, отличаются от жителей аравийского полуострова за счет диалога культур и большого количества этносов. Арабский мир неоднороден, что доказала партия БААС и панарабийские проекты 20 века.
Ряд востоковедческих исследований говорит: когда арабы завоевали регион в VII веке, их было намного меньше, чем местных. Процесс арабизации занял века, а арамейский разговорный язык исчез в Сирии в 10 веке. В наши дни большинство сирийцев, египтян, иракцев, палестинцев мнят себя не частями «великого арабского народа», а местными. Но внутри общества Сирии остается этноконфессиональное деление - если христианин решит взять в жены мусульманку, то по законодательству он этого сделать не сможет. Зарегистрирует брак за рубежом и вернется – станет потерянным для своей общины. Если мусульманка выйдет за христианина, то от нее отвернутся родные. Но вот христиане разных конфессий спокойно сочетаются браком.
Михаил Балбус
– Сирию, в отличие от пресловутой Саудовской Аравии, нельзя было считать государством, где тон задавал ислам?
– Сирийское общество всегда было светским, в нем уцелел отголосок эпохи арабского востока, когда он приобрел независимость от Турции после Первой мировой войны. Почти все партии тогда были светскими, имела успех социалистическая пропаганда. Быть левым в Сирии считалось правилом хорошего тона.
– И все-таки светская Сирия достаточно быстро стала полем для исламских экспериментов?
– Проблема мусульман в том, что всемирно они находились в подчиненном, в экономико-социальном аспекте, положении. Если вы родились в мусульманской стране в небогатой семье, то, скорее всего, жизнь проживете в бедности. На родине перспектив для развития у вас не будет, так как засилье иностранных компаний и коррумпированные режимы этому препятствуют. Миграция в развитые страны Евросоюза экономические проблемы не решает, а гастарбайтеры находятся внизу социальной лестницы. И вместо равных трудовых прав они получают права на мусульманскую идентичность. Ситуация подталкивает к популярности экстремистских трактовок ислама.
Может показаться, что «страны-изгои», как Сирия, более стабильны. Однако внешнее давление и внутренняя логика развития таких стран заставляет элиты, как в Сирии, все время колебаться между либерализацией экономики и завинчиванием гаек. Первое имеет своим следствием обнищание населения и рост экстремизма, второе - экономическое отставание.
Накануне «Арабской весны» Дамаск проводил умеренные шоковые реформы. Но режим Башара Асада находился под международными санкциями, и завершить реформы не смог. Что создало предпосылки для восстания суннитского населения и роста клерикализации мятежников. Воюющая с Дамаском «Свободная сирийская армия», где имеют небольшое влияние прозападные либералы, ушла на задние роли с успехами в 2013 году сирийского филиала «Аль-Каиды» - Фронтом Ан-Нусры, ныне замещаемым международными ваххабитами из ИГИЛ.
– Почему немаленькая сирийская армия не стала преградой разносортным исламистам?
– Преимущество кроется в тактике повстанцев. Армия не стремится применять силу в городах: жертвы среди гражданских приводят к пополнению рядов оппозиции. Когда исламисты группами в несколько сотен человек просачиваются в город и берут контроль над районом, вычищать их приходится долго и с издержками. Итог – первоначальная тактика армейцев не дала результатов. Сейчас армия приноровилась: районы с исламистами оцепляются и зачищаются, а из местных создается иррегулярное ополчение. Ополченцы должны держать ситуацию под контролем, пока армия воюет на более важных участках.
Но на востоке, в пустынных провинциях Сирии, где ситуация была упущена сразу, такая тактика не сработала. Там огромное количество перемещенных лиц из числа сирийцев, бежавших от исламистов, и наплыв беженцев из Ирака, который не ослабевал с начала второй Иракской войны, и наладить ополченские структуры там проблематично. Плюс, восток – пустынные районы, где ряд бедуинских племен присягнул на верность исламистам, некоторые, правда, начинают колебаться. Вопрос возвращения под контроль Сирии ее востока состоит не в том, чтобы разбить формирования ИГИЛ, а в налаживании диалога с бедуинами и местными жителями. Между прочим, на территории, контролируемой Халифатом, живет всего-то едва ли десятая часть граждан республики.
Кстати – на востоке до сих пор есть несколько изолированных армейских частей, обороняющихся от исламистов. Некоторые из них находятся в курдских анклавах Роджавы.
– Западные СМИ обвиняют Сирийскую армию в истреблении мирного населения, а российские – пишут о зверствах мусульманских мятежников. Где истина?
– Посередине. Периодически с армией бывают эксцессы. В Дамаске есть суннитский пригород – Дума, его население практически полностью за исламистов. Там бывают бои, и армия перегибает палку. Но перебить население – такой задачи не ставится.
А у исламистов политика такая – они пытаются создать государство чисто под свою социальную базу. Сунниты претерпевают все издержки шариатского права, но их в целом не пытаются истребить. Хуже всего приходится даже не христианам, а шиитам – за их судьбу стоит беспокоиться. Перед ними стоит выбор – принятие ислама в салафитской версии пропагандистов ИГИЛ или смерть. И люди бегут. Христиане формально могут остаться, уплачивая в прямом смысле золотом религиозный налог – джизью, составляющую десятую часть доходов, при сохранении оставшихся налогов. Однако практика не соблюдается постоянно. В отдаленных частях Халифата христиан могут спокойно ограбить или убить. Миграция христианского населения широка.
Если взять «Фронт ан-Нусра», где доминируют сирийцы, то они относятся относительно сдержанно к местным суннитским традициям. Такфиристы из ИГИЛ пытаются построить исламское государство в своем понимании, но исламское право расплывчато. Если узбекский отряд пытается установить ислам по-своему на земле, где живут сирийцы, то будут расхождения, и пострадает мирное население, даже если оно за ИГИЛ.
– Подробнее о салафизме или вахаббитах можно?
– Салафизм - внутрисуннитское течение, оформившееся в 18 веке на Аравийском полуострове. Его основателем считается Мухаммед ибн Абд аль-Ваххаб, по его имени таких мусульман иногда называют ваххабитами. Салафиты выступают за возврат к первоначальному исламу. Осуждают нововведения, культ святых и не любят, когда их называют вахабиттами, приравнивая культ святых к многобожию. Среди школ шариатского права являются приверженцами наиболее строгой – ханбалитского мазхаба. Формально это роднит салафитов с христианскими пуританами эпохи Реформации. Однако если пуритане были выразителями интересов нарождающегося класса предпринимателей, то за ваххабитами стояли интересы клановой и племенной верхушки.
Буквалистское толкование Корана делает салафитов непримиримыми врагами мистических течений в исламе, суфиев в первую очередь, и различных шиитских течений.
Истоки сложных взаимоотношений между шиитами и суннитами на самом деле довольно древние. Однако на современном этапе это вызвано исключительно господством той или иной общины в экономической жизни страны. Противостоянием Ирана и Саудовской Аравии, а также наличием экстремистских течений в исламе. При прочих равных условиях и шииты, и сунниты способны мирно уживаться друг с другом.
– Каков быт населения под «государством» салафитов?
– Условия жизни под ИГИЛ разные: там, где заседает центральное правительство, Ракка - одни, где полевые командиры – другие. Если в Пальмире, после захвата в мае, расстреливают население сотнями, то в Ракке все более цивильно, правда, если порядки, установленные ИГИЛ, такие как уличные казни, можно назвать цивилизованными. За примером далеко ходить не надо – Саудовская Аравия представляет собой ИГ, если бы оно не воевало и не пыталось территорию с разнообразным населением сделать однородным.
Изначально ИГИЛ стремилось наладить отношения с суннитским населением, но издержки исламского правления очевидны. Они освободили от налогов суннитов, но ввели шариатские суды. Женщины не могут выйти на улицу без сопровождающего – родственника мужского пола. Отсутствие налогов компенсируется добровольно-принудительными сборами в пользу моджахедов. ИГИЛ торгует с Турцией через сирийскую границу, но привилегия не распространяется на простой народ. Доходы упали, как и торговля, экономика живет за счет контрабанды. ИГИЛ стало чеканить золотой динар, что на экономике ни позитивно, ни негативно не сказалось. Валюта там ходит старая.
Что до инфраструктуры разрушенной боями, то по факту она не создает, но ремонтирует поврежденные в ходе боев дороги и больницы. Но только в тех районах, которые прочно контролирует. Речь идет о крупных городах, таких как Ракка. На периферии хозяйничают полевые командиры, поэтому этот вопрос так не стоит.
ИГИЛ пыталось построить свой бюрократический аппарат, но столкнулось с дефицитом управленческих кадров, и перешло к практике использования старой бюрократии. При этом работающие на ИГИЛ чиновники ездят в Дамаск получать зарплату у правительства, на что исламисты закрывают глаза.
– Уместно говорить, что после веков арабского и турецкого господства Сирию вновь пытается захлестнуть варварский исламский ренессанс?
– Назвать нынешнюю ситуацию с Ан-Нусра и Исламским Халифатом ренессансом ислама и вторжением варварского востока, в принципе, возможно. Но картина будет очень неполной. Проблема в глобальном неравенстве между государствами. Исламский мир был эксплуатируем Западом, и у него оказался тот стержень, который он смог использовать для противостояния. Но это восприятие актуально только для рядовых боевиков, ИГИЛ же не может существовать без обмена с Западом. Нефть ИГИЛ сбывает на рынках Европы. Это ненепримиримая борьба.
Исламизм или ислам? Сложный вопрос. Либеральные востоковеды отличают ислам от исламизма, но проблема, на мой взгляд, кроется не в конкретной религии и ее содержании, а в религиозности вообще. Все мировые религии проходили этапы экстремизма и умеренности, которые вызваны социальным и экономическим соотношением сил в обществе.
– Уникальная возможность ИГИЛ одновременно наступать на Ирак и Сирию имеет какие-то преграды в перспективе?
– ИГИЛ взяло в мае Рамади практически без боя, военные Ирака бежали, создалась оперативная пауза, и исламисты бросили силы на Пальмиру, став для сирийцев неожиданностью. До атаки на Пальмиру ИГИЛ не представлял угрозы армии, которая не стремилась с ним воевать. Но захватом города исламисты перекрыли газовое снабжение ряда провинций и Дамаску. Успехи в Сирии против ИГИЛ зависят от внешних сил. Армия не в силах воевать с ИГИЛ, когда жизненно важные северные провинции под прямой атакой. Исламисты из Ан-Нусра спокойно тренируются в Турции и переходят сирийско-турецкую границу. Хотя Турция – не Ирак, и контролировать границу вполне могла.
В Ираке атаки ИГИЛ захлебнутся – ближневосточные расстояния относительные, а Иран заинтересован в поражении ИГИЛ и сохранении багдадского режима. Распространение ИГ зависит от возможности Ирана договориться с США о взаимодействии. Иракское правительство под давлением США и Саудовской Аравии, имеющих в стране свои интересы. Иран не планирует нести боевые потери, не имея политических преимуществ. Какой прок спасать Багдад, если это обернется одними жертвами? Иранская экономика напряжена с начала войны в Сирии. Тегеран предоставлял кредиты Дамаску, отправлял иррегулярные подразделения, инструкторов. Но, кроме шиитского ополчения и Ирана, ИГИЛ в Ираке никто не остановит. Позиции ИГИЛ в Ираке невероятно прочные, невозможно уничтожить то, что пользуется поддержкой. Правительство дискредитировано, погибать за него никто не будет, армия деморализована, но предоставлять привилегии шиитам режим не хочет, боясь раздробления и так раздробленной страны, где на севере уже отложились курды.
Сирия и Ирак оказались на пересечении региональных интересов. Но если США, Иран и Саудовская Аравия, а Халифат вредит их региональным интересам, не договорятся – ИГИЛ продвинется дальше.
– Как отражается на Турции партнерство с исламистами на почве антисирийской политики клерикала Эрдогана?
– Вероятность проникновения ИГИЛ в Турцию - свершившийся факт, так как все экономические связи между ИГИЛ и миром идут через Турцию, обширные сети вербовщиков доставляют людей в Халифат опять же через Турцию. Так же на легальных основах в Турции исламистов, не ассоциированных с ИГИЛ, тренируют турецкие, арабские, американские и европейские инструкторы. Другое дело, что ИГ не заинтересовано в дестабилизации обстановки в Турции, до тех пор, пока полевые командиры не смогут сбывать сырую нефть и захваченные трофеи через турецкую границу. СМИ много говорят о разрушенных артефактах доисламского искусства, но довольно мало об украденных. ИГИЛ на сегодняшний день самый большой торговец антиквариатом в мире.
– Есть мнение об израильском «следе» в ИГИЛ, как мести Тель-Авива Асаду?
– Версия еврейской руки происходит из факта обнаружения у пленных игиловцев или на их трупах израильской военной продукции. Как она попала к ним? Есть и такая проблема с Израилем; демилитаризованный участок Голанских высот – туда через Иорданию проникли боевики, Тель-Авив контрдействий не предпринял. Сирия же скована, опасаясь агрессии Израиля. Но то, что халиф Абу-Бакр – агент Моссад Саймон Элия – бред. В Сирии любого непопулярного политика обвиняют в связях с Израилем. На раннем этапе гражданской войны оппозиция и ИГИЛ обвиняли БААС в том, что режим Асада произраильский, ибо он с Израилем не воюет. Это популярно в арабском мире.
– Насколько далеко пойдет Халифат?
– Основные усилия Халифата сконцентрированы на арабском Востоке. Помимо основных фронтов в Сирии и Ираке, это, в первую очередь, Ливия, Йемен и с недавних пор египетский Синайский полуостров. Есть угроза для Иордании и Средней Азии, где коррумпированные режимы не могут ничего противопоставить ИГИЛ – а именно повышение уровня жизни и грамотности. Это либеральными реформами и мультикультурализмом не лечится. Иорданская монархия не контролирует границы, хотя, если ИГИЛ будет иметь успех, то первым падет Хашимитское королевство. Король Абдулла II в щекотливой ситуации - он не может солидаризироваться с исламистами, но и отмежеваться тоже, тогда под ним зашатается трон. ИГИЛ - серьезная проблема, и в регион она пришла надолго. Это проблема не только для Сирии.
