Своими воспоминаниями делится участник тех событий и один из защитников Дома Советов Олег Шеин.
ВОССТАНИЕ-1993: ВОСПОМИНАНИЕ УЧАСТНИКА
Ровно тридцать лет назад, в сентябре 1993 года, Президент Борис Ельцин подписал Указ № 1400 о роспуске Верховного Совета. Депутаты не согласились. Конституционный суд признал действия Ельцина незаконными. На улицы столицы вышли сотни тысяч людей, требовавших отставки Бориса Ельцина. События достигли кульминации 3-4 октября, когда в Москву были введены войска и здание парламента было расстреляно из танковых орудий.
Своими воспоминаниями делится участник тех событий и один из защитников Дома Советов Олег Шеин.
МЫ ВСПОМНИМ, КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ
В политику я вошел весной 1989 года. Меня не устраивали ни Горбачев, ни Ельцин, и было понятно, что страна идет в пропасть. Капиталистическое строительство обильно маскировалось наглой ложью, что все заводы станут частными, но при этом каждый получит много акций, будет жить на доходы от них, цены останутся на прежнем уровне, а образование и медицина останутся доступными.
Однако вместо процветания страну окатил ледяной дождь. В первый же год реформ, 1992-й, цены выросли в 26 раз. Сбережения населения были заморожены и изъяты. Возникли долги по зарплате. На этом фоне чиновники и их друзья создавали миллиардные состояния.
До власти дорвались мошенники. С целью «ускорения реформ» депутаты Верховного Совета дали право президенту Ельцину вместо законов принимать личные указы. Единственным условием было направление проектов указов в парламент. Если в течение недели парламент не выступал против, указ считался принятым. И вот пример ярче некуда: указ о приватизации важнейших отраслей экономики был просто спрятан от депутатов вице-спикером Верховного Совета из числа сторонников Ельцина. Этот вице-спикер вскоре был назначен руководителем администрации президента.
В Москве начались бесконечные демонстрации. Стянутые со всей страны омоновцы нападали на протестующих и безжалостно их избивали. Демонстранты отвечали вполне симметрично.
В сентябре 1993 года кризис достиг высшей точки, и Ельцин своим указом распустил Верховный Совет. Но Верховный Совет не распустился. К зданию были подтянуты внутренние войска и ОМОН. Площадь Свободной России была обнесена спиралями Бруно - колючей проволокой, проще говоря.
БАРРИКАДЫ У ЗДАНИЯ МИД
В тот период я активно работал в Объединенном фронте трудящихся России. Это было левое марксистское объединение, помогавшее рабочим создавать на заводах профсоюзы. В обычной жизни я учился на 4-м курсе пединститута по специальности «история».
События в Москве подвигли меня взять билет на плацкарту и поехать в столицу, где я провел неделю. Сразу скажу, что ни Хасбулатов, ни Руцкой никакого энтузиазма у меня не вызывали. Но выбор был не между Хасбулатовым и Ельциным, а между парламентской республикой и президентской.
Центр города оказался оцеплен. Пройти к Верховному Совету не представлялось возможным. Зато вокруг бушевала активная жизнь. Как протестная, так и обычная гражданская.
2 октября на Смоленской площади, у здания МИД, был намечен митинг. Разумеется, он был запрещен. И, разумеется, я туда пошел. Практически сразу митинг атаковали омоновцы. Особенно досталось инвалиду, которого повалили на асфальт и добивали уже ногами.
Но атакующим не повезло. Рядом оказалась трибуна, смонтированная под какое-то очередное лужковское празднование. Большая трибуна, фактически, площадка. Ее молниеносно разобрали на арматуру, которую люди использовали для самообороны. Нападавшие отступили, вслед им обрушился град камней.
Нас на площади было тысяч десять. Началось строительство баррикад. Мы разбирали соседние строительные заборы, и приносили всякий хлам, который можно было собрать в окрестностях. Три ряда баррикад были построены в сторону Нового Арбата, и два - в противоположную. ОМОН выстроился в шеренги, закрывшись щитами. Женщины и девушки делегациями и в одиночку ходили их агитировать. Между нами и «милицией» оказалась нейтральная полоса шириной метров семьдесят. И мы, и омоновцы ходили туда согреться горячим кофе и чаем.
К вечеру число людей на площади резко возросло. Особенно прибавилось молодежи. Время было прохладное и люди стали разводить костры. Стоявшая на крыше брошенного фургона молодежь размахивала красными и бело-черно-красными флагами.
Когда стало темнеть, люди организованно покинули баррикады. Ночью остались бы немногие, и это создавало угрозу задержаний, которую удалось избежать.
ПРОРЫВ К БЕЛОМУ ДОМУ
На следующее утро, 3 октября, был намечен митинг у Октябрьской станции метро. Площадь у памятника Ленину быстро наполнялась людьми. Акция была разрешена Моссоветом, но у силовиков имелось свое представление о разрешениях. Я сам находился около метро, поэтому первых столкновений не видел. Но раздалось много криков «ура», масса людей всколыхнулась и двинулась в сторону Крымского вала. В воздухе стоял сладковатый запад «Черемухи» - популярного тогда слезоточивого газа. Были раненные. Один мужчина попал под милицейский автобус и лежал в луже крови с открытыми переломами бедровых костей.
Несколько автобусов с милицией не смогли уехать. В них сидели перепуганные омоновцы и солдаты внутренних войск. Огромная людская река обтекала эти автобусы. Никаких избиений и расправ не наблюдалось и близко. Кто-то пытался разбить окно в торговом киоске, но его немедленно остановили.
Мы шли мимо Смоленской площади. Следы вчерашних баррикад оказались уже стерты. Зато было понятно, где пытались ставить очередные омоновские цепи - на этих участках маршрута еще чувствовался запах слезоточивого газа и лежало особенно много камней.
Ближе к зданию Верховного Совета я оказался в самом начале колонны. Здесь нас неожиданно обстреляли из здания мэрии Москвы - того самого, в виде раскрытой книги. Пришлось срочно залечь за бруствер, который мы нашли в бетонных строительных блоках. Стрельба быстро закончилась, и мы быстро преодолели оставшиеся сто метров до баррикад Белого дома. Здесь царила невообразимая атмосфера праздника и победы. Люди обнимались. Всюду были видны улыбки. Десятки, если не сотни тысяч людей были охвачены невероятным воодушевлением.
На моих глазах на сторону восставших перешла рота внутренних войск во главе с офицерами. После очередной попытки обстрела из здания мэрии туда был отправлен отряд добровольцев, который без всякой крови овладел высоткой.
А дальше стало понятно, что никакого плана нет. Выступивший с балкона Александр Руцкой призвал к штурму Останкино. Телохранитель прикрывал его бронежилетом. Почему Останкино? Оно воспринималосьтогда как «империя лжи», и одним из требований противников Ельцина было обеспечение равного доступа в эфир.
РАССТРЕЛ У ОСТАНКИНО
Я тоже отправился к Останкино. Мы выдвинулись на захваченных у ОМОНа грузовиках. Мое отделение прикрывало арьергард - район у пруда, что расположен рядом с техническим центром. На десять человек имелся один щит, один автомат и пара дубинок. При первом шуме техники двое мужчин сбежали, но, убедившись, что едет вовсе не бронетехника, со смущенными лицами вернулись назад.
Через какое-то время над комплексом зданий Останкино началась канонада. Мой товарищ, рабочий Павел Анищенко, который оказался в гуще событий, рассказывал, как людей расстреливали, словно в тире. Раненных добивали, и любой, рисковавший их подобрать, мог погибнуть сам. Позднее вокруг здания телецентра было собрано более пятидесяти трупов.
Шло время. Какая-либо координация отсутствовала. Мы отошли к церкви, что находится за прудом, а затем решили вернуться к Белому дому, поскольку дальнейшее присутствие у Останкино было лишено всякого практического смысла.
В Белом доме все было преисполнено разговорами про расстрел у Останкино. Наступила ночь. Было холодно, а я вдобавок оказался одет очень легко. В горячем питании нужды не имелось, все на адреналине, но без горячего чая было плохо. Вновь началось распределение добровольцев. Мне досталась баррикада под мостом через Москва-реку.
Я считал, что штурм здания будет логичен ночью. Ночью его не было. Зато я окончательно заболел, и утром решил пойти в общежитие, где я остановился, и согреться кофе. Навстречу мне со стороны метро шли омоновцы, ни никаких попыток задержания не произошло.
РАССТРЕЛ ДОМА СОВЕТОВ
Зато в десять утра, когда я поехал обратно к Белому дому, здание уже горело. На мосту стояли танки и расстреливали здание в упор. Баррикада, где я стоял, была раздавлена, а по ее окраинам виднелись кровавые пятна. Всю дорогу я встречал стихийные митинги, естественно, останавливаясь и участвуя в них. А здесь я просто стал скандировать «Ельцин - фашист». Несколько человек ко мне присоединились. Но на мосту были и сторонники Ельцина. Буквально через минуту меня схватили и какой-то субъект, размахивая ножом перед моим лицом, заявил, что вырежет мне глаз. Впрочем, дальше слов дело не пошло.
Возвращаться от Белого дома было сложнее, чем выдвигаться к нему. Все дороги и переулки были перекрыты патрулями, по делу и не делу задерживавшими людей. В одной подворотне был остановлен и я. «Что у Вас у сумке? - спросил офицер. - Граната, - ответил я». В сумке действительно была красная шаровидная красная граната, что подарил мне накануне знакомый. Плод был изъят в пользу победителей, а я беспрепятственно ушел дальше.
На крыше американского посольства, мимо которого я проходил, стояли люди с биноклями и уоки-токи.
КАКИМ БЫЛ ДРУГОЙ ВЫБОР
По официальным данным в те два дня в Москве погибли 158 человек и свыше семисот получили огнестрельные ранения. Лишь у одного человека причина смерти неизвестна. Остальные погибли в результате действий правительственных войск, в том числе так называемого «дружественного огня».
Разумеется, ни спикер Верховного Совета Руслан Хасбулатов, ни вице-президент Александр Руцкой не были никакими сторонниками социализма. Они тоже были за приватизацию и рыночные реформы, просто щадящими для населения темпами и без разворовывания страны.
Но их победа в этом противостоянии означала куда большее, чем отказ от гайдаровско-чубайсовского шабаша. Вся дальнейшая борьба бы перешла в парламентское русло. Это была бы модель, очень близкая к европейской. Где есть несколько партий, которые борются за свое влияние. Ни у одной из них нет большинства, и они между собой вынуждены договариваться и искать какой-то вектор. То есть, не было бы модели, при которой «парламент — не место для дискуссий», и тем более — не место для принятия решений.
А это была бы страна, где люди голосуют за депутата, а депутат, соответственно, влияет реальным образом на принятие законов. И правительство, скорее всего, формировалось бы на коалиционной основе. Да, парламентская республика не идеал, идеала нет вообще, но это была возможность народу совсем по другому влиять на свое будущее.
