О скандальной статье Валерия Гарбузова - Максим Артемьев, автор книги «Как работает Америка», стажер в США по программе Биллингтона 1999 года
Тезис о мировом доминировании Америки в публикации Валерия Гарбузова в НГ вызвал резкую реакцию российской общественности. Кому-то не понравились «восторги туземца, очарованного бусами», кому-то пропагандистский тон статьи, кому-то изложенное мировоззрение.
Хотелось бы рассмотреть проблему через призму соперничества с СССР, ибо нынешние геополитические проблемы РФ завязаны на решениях 1989-1991 года, когда за Вашингтоном было решающее слово, и США в итоге остались единственной сверхдержавой.
Но прежде сделаем краткий экскурс в историю. До самого конца XIX века Соединенные Штаты являлись для Старого света экзотической страной, которая не имеет никакого влияния на их дела. За Вашингтоном допускалось доминирование в Центральной и Южной Америке, но в целом «доктрину Монро» европейцы не признавали. Достаточно вспомнить несколько ее наиболее ярких нарушений - французскую блокаду Аргентины в 1838-1840 гг., французскую интервенцию в Мексику в 1862-1867 гг., англо-германо-итальянскую блокаду Венесуэлы в 1902-1903 гг. Любопытно отметить, что поводом для объявления доктрины Монро в 1823 стал указ российского императора от 1821 года о воспрещении посещения берегов русской Америки иностранными судами, можно сказать, первое столкновение интересов двух стран.
Разумеется, случались исключения – в 1801- 1805 в ходе двух Берберийских войн Вашингтон посылал свой флот в Средиземное море, где он вел боевые действия у побережья Африки. В 1854 экспедиция в Японию коммодора Перри заставила правительство страны отказаться от политики самоизоляции и открыть ее для иностранцев. (И опять произошло столкновение русских интересов с американскими, поскольку в Японии в это же время находился с аналогичной миссией адмирал Путятин).
Только после испано-американской войны 1898 года США выходят на мировую сцену как крупная военная сила. Они не только разгромили европейскую страну, но и сами стали колониальной державой, присоединив Пуэрто-Рико, Гуам, а, главное, Филиппины, и поставив под свой контроль Кубу. В известном смысле Испания выступала в роли России шесть лет спустя в русско-японской войне, где такая же внезапно появившаяся держава – Япония, разгромила ее как Штаты своего противника, в особенности, на море. Россия, напомним, была признанной мировой державой с момента разгрома Наполеона и Венского конгресса.
Но это был дебют Америки как глобальной державы. А в роли властителя судеб планеты она выступила в ПМВ и на Версальской конференции 1919 года, когда президент Вудро Вильсон фактически диктовал условия мира. Затем она ушла в тень, сенат не утвердил Версальский договор и, как следствие, США не вошли в Лигу наций. Зато после ВМВ Америка уже мировую сцену (и закулису) не покидала. Америка доминировала в XX веке не только экономически (40% мирового ВВП в 1960 году) и военной мощью, но и «мягкой силой», являясь образцом массовой культуры для планеты, и предметом подражания в образе жизни.
Если сравнить США и Россию в XX веке, то они были самыми перспективным странами в начале столетия. Несмотря на поражение в русско-японской войне (которая была первым звонком) Российская империя развивалась до 1914 года семимильными шагами. Во всех смыслах она являлась европейской страной, частью, как бы сейчас выразились, «глобального Запада», одной из трех составляющих Антанты. Ее монархи вступали в браки с невестами из европейских династий, русская культура находилась в зените, никто не смотрел на Толстого и Чайковского сверху вниз, русские рестораны славились своей кухней, а гостиницы – роскошью.
Конечно, существовали огромные проблемы внутри – цивилизационный разрыв между верхами и низами, земельный кризис, радикализм внутри образованного класса, нарастающий национализм меньшинств. Мировая война обострила ситуацию, приведя ее к революции, открывшей путь к захвату власти марксистской сектой и установлению идеократии.
Россия, в отличие от Америки, не осуществляла заокеанской экспансии – она сама отказалась от Аляски, от плана по аннексии Гавайских островов, согласилась с присоединением Курил к Японии в 1875, а русская общественность безразлично отнеслась к потере Порт-Артура и Южного Сахалина.
Срыв России не был чем-то нетипичным для того времени. В 1910 сорвалась Мексика – гигантская латиноамериканская страна, погрузившись в десятилетие гражданских войн и переворотов, в 1911 – Китай, где не просто рухнула империя, но и страна развалилась на части вплоть до 1949 года. После поражения в войне распалась Османская империя. В Персии до 1925 года бушевала анархия. Отличие России заключалось в приходе к власти коммунистов с их квазирелигиозной программой построения государства, основанного на полном отрицании традиционной русской государственности.
В США не наблюдалось ничего подобного. На протяжении всего времени политический строй был чрезвычайно устойчив, и ни о каких вызовах системе не могло и идти и речи. Но тут важно подчеркнуть принципиальное обстоятельство – подобная стабильность явилась результатом не какой-то особой мудрости политического устройства, а стала следствием географии. У США никогда за всю историю не было и в малой степени тех внешних вызовов, которые имелись у «старых» континентальных держав наподобие России или Китая. Гарбузов это важнейшее обстоятельство опускает.
Стремительная территориальная экспансия не встречала никаких препятствий и не порождала долгосрочных конфликтов с соседями. Чтобы осуществлять геноцид индейцев, освобождая от них земли, или разгромить Мексику, пребывавшую в состоянии полного паралича, отняв у нее более половины территории, не требовалось ни централизации управления, ни большой армии, ни мощного госаппарата. В отличие Мексики или Бразилии, у США не имелось и застарелых социальных проблем, которые бы порождали политическую нестабильность. Расовое неравноправие вообще не играло никакой роли до 60-х годов XX века.
Именно пребывание в безопасности за океаном, написание истории с чистого листа, без скелетов в шкафу, и сформировало великую страну с соответствующими чертами национального характера. Не демократия создала Америку, а география породила народоправие.
Сегодня, спустя 250 лет, видно, что ключевым событием XVIII века была не Французская революция, а Американская, поскольку она оказала и оказывает огромное влияние на политическую мысль и практику, современного мира. Но попытки подражать ей были бесплодны – Симон Боливар не смог повторить Джорджа Вашингтона. Латинская Америка, пошедшая было по пути Штатов, почти на двести лет погрязла в тирании и переворотах, показывая, что механически чужой опыт использовать невозможно – то, что мы сегодня увидели на примере Афганистана и Ирака. Вот этот аспект Валерий Гарбузов не видит. Да, Америка великая и богатая, но повторить ее путь невозможно, ввиду вышеперечисленных обстоятельств. Нужно идти своим путем, а не завидовать и не бесплодно восхищаться - то, что сделал Дэн Сяопин после 1977-го.
СССР вышел из Второй мировой войны крайне ослабленным – невероятные человеческие потери, разоренная территория. В 1946 вспыхнул настоящий голод с сотнями тысяч умерших, с доведением населения до людоедства. Люди недоедали до середины 50-х годов. Считать такую страну «сверхдержавой» невозможно.
«Холодная война», исход которой определил лицо сегодняшнего мира, базировалась на недоразумении. Советский Союз настолько обнищал от коммунистических экспериментов и войны, что не мог и думать о том, чтобы угрожать Западу. Сегодня опубликовано много секретных советских документов - нет ни одного, где планировалось бы вторжение в Европу или нападение на Америку как самоцель. Все усилия Москвы были направлены на удержание того, что упало ей в руки по результатам Второй мировой. Сталин даже не спешил с победой коммунистов в Китае, ввиду и тяжести затрат, а, главное, опасаясь получения второго Тито в лице Мао Цзэдуна.
Кастро, Ортега, Менгисту, Тараки, появлялись в период Холодной войны не по указке Кремля, и лишь приходя к власти, начинали получать содействие. Понятно, что Москва, ввиду идеологических постулатов советского режима, не могла отталкивать их от себя, когда они обращались к ней за помощью. Если бы в апреле 1978-го, после революции в Афганистане, СССР не признал новое правительство, отказался с ним сотрудничать, не стал его спасать, то Тараки и Амин просто бы повернулись к Китаю. В любом случае Советский Союз получил бы враждебный режим у своих границ.
На протяжении сорока лет Холодной войны политика СССР была реактивной, не Москва задавала темп, а Вашингтон, достаточно посмотреть на гонку вооружений, не было ни одного вида оружия, которое первым разработали в Советском Союзе. Всегда он был в роли догоняющего. Паритет с США был достигнут только к середине 60-х годов при Брежневе, только с этого времени и можно говорить о двух «сверхдержавах».
Но тогда же произошел окончательный разрыв с Китаем, дошедший до вооруженного конфликта на границе. И СССР был вынужден противостоять одновременно и Западу (три ядерных державы плюс Япония, Канада и десятки других высокоразвитых стран) и Пекину.
В этом смысле, США как лидер коллективного Запада, и более не враг Китая, имели огромное преимущество над СССР, хотя ядерное оружие уравнивало шансы. Советский Союз занимал глубоко оборонительную позицию, и слова о мире во всем мире были для Брежнева не пропагандистским штампом, а искренним убеждением. Это то, что упускает Гарбузов в своем анализе.
Та убогая идеологическая жвачка, которую транслировал Кремль вовне и внутри, создававшаяся под руководством пропагандистов Яковлева, Черняева, Арбатова и прочих Бовиных, и которую Гарбузов высмеивает, была не наступательным марксизмом начала века в исполнении Ленина, Троцкого и Сталина, а мертвой схоластикой, не принимавшейся всерьез в первую очередь самим Брежневым, который не мог от нее отказаться, и относился к ней как к неизбежному ритуалу.
И вот этого вот США не чувствовали (как и Гарбузов). Как отмечает историк Александр Немировский, СССР до и после 1953 года, это два разных государства, с противоположной политикой. После смерти Сталина и прекращения террора, усилия советских вождей, начиная с Маленкова и Берии, были направлены на улучшение благосостояния населения, на спокойную мирную жизнь. Но в Вашингтоне этого либо не понимали, либо не хотели понимать. История взаимоотношений США и СССР в 1953-1991 это история невероятной слепоты и самомнения ядерной сверхдержавы, которая не смогла переступить через свои предрассудки и трезво посмотреть на соперника.
Пресловутая разрядка 70-х была прекращена в первую очередь из-за американской позиции. Достаточно сравнить политику Вашингтона по отношению к Китаю и СССР после визитов в 1972 году в эти страны президента Никсона. Китай, который находился тогда в состоянии «культурной революции», то есть полномасштабного террора и крайних проявлений культа личности Мао Цзэдуна, не подвергался критике, напротив, получал всяческую поддержку. В Советском Союзе на его фоне царила просто свобода слова – Солженицын печатал на Западе «Архипелаг ГУЛаг» и как наказание получил… высылку на Запад же. Сахаров, лауреат Нобелевской премии мира 1975 года, спокойно критиковал власть вплоть до 1980 года, пока его не отправили в Горький, где он продолжил заниматься тем же. С 1967 началась широкая эмиграция евреев в Израиль - всего лишь 14 лет спустя после «дела врачей».
Как США отреагировали на эти во всех смыслах для них положительные изменения? Резким усилением критики СССР, травлей его лидеров за «нарушения прав человека». Вместо того, чтобы поддержать позитивные тенденции, поощрить членов Политбюро и дальше гуманизировать режим, открываться Западу, показывать реальные выгоды для Советского Союза от сотрудничества с Америкой, началась пропагандистская вакханалия. Советские лидеры, люди из поколения 37 года, сформированные в эпоху самого ксенофобного сталинизма, тем не менее, смогли пренебречь идеологическими постулатами, проявили готовность идти навстречу Западу, гуманизировать режим, но встретили абсолютно неконструктивный идеологизированный ответ, когда от них, по сути, потребовали идейной капитуляции. И это, повторюсь, на фоне диаметрально противоположного отношения к ультрасталинистскому Китаю.
Этому факту может быть много объяснений, я считаю, что для американских лидеров важнее было изничтожить конкурента «здесь и сейчас», по принципу «разделяй и властвуй», с помощью радикально коммунистического Китая придушить давно уже отказавшуюся от мировой революции Россию со вполне обывательским населением, и уставшими от гонки вооружений лидерами, именно как потенциального конкурента.
Казус Афганистана я уже разобрал выше. Карибский кризис 1962 года – зеркальный ответ на размещение Америкой ядерных ракет в Турции. И именно понимание, что Советы поступили зеркально и разрушили монополию Вашингтона на атомный шантаж с территории соседей, вызвало такой психоз. Чехословакия-1968 – попытка вассала повести себя нелояльно по отношению к сеньору, разрушить вассалитет. Если бы Брежнев не прореагировал на сумасшествие Дубчека (ускоренная перемотка за шесть месяцев того, что в СССР при Горбачеве заняло шесть лет) и потерял Чехословакию, то его бы сместили более жесткие коллеги по Политбюро, в СССР бы вернулись к власти консерваторы а-ля Шелепин, а оккупация ЧССР была бы не бескровной.
Когда Горбачев пришел к власти в 1985, он болезненно сознавал отставание его страны от Америки. Понимал он и бремя Холодной войны с ее расходами на армию и престижные проекты в Третьем мире. Но выводы, которые он сделал, были неконструктивными. Я уже писал об это в своей книге «Гэкачеписты» - к 1988 экономические реформы Горбачева зашли в тупик - сухой закон, госприемка, создание Госагропрома, борьба с нетрудовыми доходами, выборы директоров и прочие маоистские импровизации окончательно разбалансировали народное хозяйство. Он понимал, что за крах экономики придется отвечать. И чтобы избежать своего снятия на Политбюро, он обратился к внутриполитическим и внешнеполитическим реформам. Внутри страны власть передавалась от партии республикам, чтобы избавить Горбачева от контроля коллег, а вовне был взят курс на максимально быстрое сближение с Западом, результатом чего мыслилось прекращение гонки вооружений, получение разнообразной помощи, а также немалый пропагандистский эффект. Последнее – единственное, что было безусловно достигнуто. Горбимания на Западе служила в 1989-1991 для генсека аргументом во внутрикремлевских спорах и своеобразной «защитной грамотой».
1985-1991 были временем, когда Россия могла перейти в статус «полу-сверхдержавы», плавно избавившись от обременений по всему миру наподобие Никарагуа и Анголы, и, вообще, «мировой социалистической системы», и сосредоточиться на внутренних реформах, стать чем-то вроде современного Китая. Но из-за политики Горбачева она распалась на 15 частей, и США сыграли в этом немалую роль.
Москва в одностороннем порядке предложила Западу то, о чем он не мог и мечтать – снос Берлинской стены, объединение Германии в составе НАТО, вывод из нее советских войск при оставлении американских, ликвидацию ОВД без требования невступления его членов в НАТО и т.д. Все это было сделано в ожидании ответных шагов Америки, которых не последовало. Не последовало и оказания какой-либо экономической помощи. Об этом существует подробное исследование Вильсоновского центра - The Hesitant U.S. Rescue of the Soviet Economy, в котором прямо пишется, что в то время как США «found $300 million to support Poland, Hungary, and Czechoslovakia in the years 1989-91. Technical advice, credits, and seed money were given to enable these three countries to transform their economies... However, the treatment of the Soviet Union was distinct. There was no grant money, no loans, only commercial credit guarantees for the purchase of American wheat benefiting Midwest farmers».
В исследовании подробно разбирается, как президент Буш отклонил все мольбы Горбачева хоть как-то помочь распадающемуся СССР, чтобы сохранить единство страны. Профессор Влад Зубок из Лондонской школы экономики добавляет: «я нашел интересную запись совещания в Белом Доме о возможной финансовой помощи Запада Горбачеву. Говорил министр финансов Николас Брэди, и говорил он четко и недвусмысленно: «Стратегическая задача США заключается в том, чтобы увидеть Россию в качестве третьеразрядной страны, у которой не будет мощного военно-промышленного комплекса, способного обеспечить возможности ведения полномасштабных военных действий». Соединенные Штаты прагматично и расчетливо не хотели видеть Россию великой державой ни в виде СССР, ни в виде независимой федерации».
Этот принципиальный момент Валерий Гарбузов также пропускает. Окончание Холодной войны по инициативе России не стоило Штатам ни цента, ни одного выстрела. Но они в духе шекспировского Шейлока проявили невероятную жадность и близорукость, стараясь не просто прекратить ненужное противостояние, но раз и навсегда добить потенциального соперника – каковым, добавим, Россия никогда и не была по сути. У нее нет и не имелось глобалистских идей, в отличие от США, а за политику марксистского режима, захватившего в ней власть под лозунгом уничтожения исторической России, и создания на ее месте конфедерации советских республик – прообраза мирового союза – она как первая жертва коммунизма ответственности не несет.
Но Гарбузов опять-таки представляет дело так, что существует преемственность между исторической Россией и созданным на ее обломках СССР, который принципиально декларировал разрыв всякой связи с дореволюционным государством. Он смазывает все различие между ними – «большевики с энтузиазмом подхватили знамя российского континентального экспансионизма».
У России в 1985 был шанс стать нормальной рыночной и развитой страной, частью Запада, но без доминирования над собой Америки как в случае Англии или Франции. В перспективе НАТО могла преобразоваться в нечто вроде новой Антанты без единого центра в лице США. Но Вашингтон этого не хотел, поглощенный желанием остаться единственной сверхдержавой, а Горбачев, в том числе благодаря своим упомянутым советникам, перековавшихся из талмудистов-начетчиков от марксизма в ультралибералов, этому посильно подыграл.
В итоге окончание Холодной войны явилось праздником для США, ставших еще более богатыми и влиятельными, а для России оно означало потерю половины населения, четверти территории, обнищание и упадок. И это при том, что в отличие от Германии и Японии Россия войны не проигрывала, капитуляции не подписывала, и все формально обставлялось как взаимовыгодные договора.
Понимание этого ясно для любого непредвзятого наблюдателя, равно как и соответствующие выводы. Но Гарбузов, как нынешние «релоканты», представляют дело так, что распад исторической России в 1991 году был прогрессивным и нужным делом, для чего вводит тезис о «постимперском синдроме» и «имперском комплексе». Это такие же бессмысленные «обзывалки» как и «Эдипов комплекс» или «карго-культ», но «продаются» они хорошо. Мол, до 1991 надо было бороться с коммунизмом, а теперь надо сражаться с «имперством».
Вот за что и критикуют Гарбузова, не за смелость мысли и полет воображения, а за отрицание очевидного и придумывание нереального.
