С начала этого года в России резко ухудшилась ситуация с исламским экстремизмом.
В марте страшный теракт в Москве в «Крокусе», затем кровавые вылазки в Дагестане - Дербент и Махачкала. После два захвата исламистами заложников в местах лишения свободы – Ростов-на-Дону и Волгоградская область. А кроме того, ряд предотвращенных терактов в различных регионах.
И вот уже секретарь Совбеза Сергей Шойгу делает в конце августа знаковое заявление: «Особую озабоченность вызывают попытки внедрения в общественное сознание возможности применения норм шариата вместо светских законов, вытеснение традиционного ислама его радикальными течениями, формирование новых салафитских групп… Самое пристальное внимание стоит обратить на попытки стран Запада спровоцировать дезинтеграционные процессы на Северном Кавказе с использованием эмигрантских и националистических движений, а также скрывающихся за рубежом главарей бандформирований». А теперь скандал на всю Россию с запретом хиджаба в школах Владимирской области.
Что же происходит в России, почему высший чиновник, такой как Шойгу, бьет в набат?
Если ответить кратко, то это следствие попытки тушить пожар, заливая его бензином. Для пояснения сделаем исторический экскурс.
После распада СССР началось быстрое возрождение религии, ранее подавляемой. В различных районах страны, и в случаях с разными религиями, это происходило неравномерно. Скажем, православие возрождалось весьма формально, «без фанатизма», как сейчас принято говорить. Все свелось к крещению, и паре-тройке подобных обрядов, равно как к строительству новых храмов или восстановлению старых. Никакого реального влияния на умы русских РПЦ не имеет, равно как на их бытовое поведение. Хотя ненависти в либеральных кругах это по отношению к православию не уменьшило. «Попы с крестами», по-прежнему вызывают у этой публики страх – как бы не пришли в школу, как бы не начали влиять на государство и т.п. В регионах с буддизмом также особых перемен нет, население там вполне светски ориентировано.
Но с мусульманством вышла несколько иная история.По своей сути, ислам религия, в которой нет разделения насветскую и не светскую жизнь. В его традиции принято предписывать довольно твердые установки по части одежды, питания, половой жизни, гигиены и т.д. Также ислам обладает собственным правом – шариатом, что отличает его от тех же христианства или буддизма. Поэтому возрождение ислама бросается в глаза, в отличие от иных религий, которые занимаются в основном душой человека, и не предписывают как именно одеваться, размножаться, питаться, и не пытаются судить своим судом.
Понятно, что в светской стране, такой как Россия, полностью мусульманство развернуться не может – в ней действует гражданское законодательство и иного быть не должно. Тем не менее, любой гражданин РФ, выходя на улицу, видит возрождение ислама.
В Москве, например, оно проявляет себя повсеместно. Во дворе любого дома гуляют мамочки с детьми - наглухо закутанные, чтобы нигде не виднелось ни кусочка живого тела, с тщательно спрятанными волосами, в просторных одеждах, скрывающих очертания фигуры и ног. В самую страшную летнюю жару, они не могут себе позволить расстегнуть и пуговицы. И речь не про фанатичек в никабах с прикрытым лицом, нет, это обычные мусульманские жены.
Описываемая картина появилась недавно, лет пятьназад, а то и менее. До того приезжие мусульманки (а речь в основном про жительниц Средней Азии) одевались сравнительно свободно, да, был платок на голове, были пестрые шаровары под цветастым платьем, но это воспринималось, скорее, как национальный костюм. Никому в голову не приходило прятать волосы в принципе, кутать шею, чтобы не было видно горло. И вот так – сохраняя национальный колорит, но без фанатизма и самоистязания, в Средней Азии и на Кавказе – со своими региональными различиями, одевались три-четыре поколения женщин. Тюбетейка, легкая косынка и т.д. Это был устоявшийся канон моды, сочетавший в себе модерн и архаику. Человек показывал, что он от своих национальных корней не отрекается, но и с современностью живет в согласии. Это же касалось и мужчин, с их тюбетейками, шляпами, а то и папахами.
Но сегодняшний радикальный поворот в одежде (мы говорим о ней, поскольку это то, что заметно в первую очередь и определяет наше отношение к переменам) - про другое. Он про манифестацию мировоззрения. В Москве 1985-го или 2005-го года узбечка в платке, повязанном на затылке, или в тюбетейке, в шароварах и ярком платье не воспринималась как угроза идентичности. Но в Москве 2024-го, закутанная с ног до головы в темное или одноцветное, хотя еще и с открытым лицом, или даже в джинсах (под накидкой до колен), но со специальной шапочкой наподобие балаклавы, прячущей волосы и скрывающей шею, воспринимается по-иному, как символ подчинения непонятным нам заветам, как вызов, неважно, вольный или невольный, нашим традициям.
Я бы сравнил ситуацию с нудистским пляжем – все ходят голыми, но вдруг появляется кто-то в купальнике. И это сразу резко обозначает контраст и создает чувство неловкости.
К чему этот заход про изменения в одеждах и о видах московской толпы? К тому что все поменялось очень быстро, и стало следствием целенаправленной политики государства.
Когда в начале 2000-х на Кавказе началась вспышка религиозного терроризма, то борьба с ним делилась на две части – собственно силовую, с арестами, перестрелками, уничтожением носителей радикальной идеологии, и на «мирную» - поддержка «традиционного» ислама в противовес разного рода радикалам.
В Чечне, напомним, ставка была сделана на Ахмата Кадырова, муфтия. То есть власть возглавил мулла. Который олицетворял «нормальный», привычный ислам. В Дагестане власть оставалась в светских руках, но значение религии резко возросло.
Соответственно, со священнослужителями старались обходиться нарочито уважительно, мусульманству как организованной религии шли на разного рода уступки. Поначалу казалось, что такая политика приносит плоды. Терроризм в целом победили, Кавказ успокоили. И теперь проводят совещания на высшем уровне по массовому развитию там горнолыжного туризма – вещь, непредставимая еще лет десять назад.
Но, с другой стороны, «внезапно» оказалось, что целые секторы жизни там ушли под контроль религии, чего в изначальных планах не имелось. Достаточно сравнить фото и видео с улиц Махачкалы 2004 года, не говоря про 1994, и 2024.
Несмотря на победу над терроризмом, идея модернизации особого развития не получила, скорее, восторжествовала архаика. Чтобы было понятно, о чем идет речь, возьмем самую знаменитую женщину Чечни – Сажи Умалатову. Сегодня она, может быть несколько подзабыта, но других, столь же известных чеченок у нас нет. Итак, вкратце ее биография. С 16 лет работала на машиностроительном заводе, была сатураторщицей, электросварщицей, затем бригадиром комплексной заводской бригады. В 1971 году в возрасте 18 лет была избрана депутатом райсовета в Грозном, а затем дважды - депутатом Верховного совета Чечено-Ингушской АССР. В 80-е годы дважды избиралась депутатом уже союзного уровня, где и проявила себя в перестройку как неумолимый оппонент Горбачева, а после Ельцина, прославившись на всю страну.
Если посмотреть на ее фото того времени – никаких платков, обычная советская женщина. Но дело не в одежде, а в том, что молодая чеченка успешно и на заводе работала руками, и делала политическую карьеру. В ней не было никакой забитости, придавленности обычаями и религией. И она была не одна такая в Чечено-Ингушетии, а являлась воплощением советской модернизации, с ее равноправным положением женщины, открытостью для нее всех путей.
Тогда, в 1989-1991, когда Умалатова вещала с трибуны Съезда народных депутатов, про Чечню вообще мало кто знал, чеченцев никто не боялся, а она воспринималась как типичная заводская работница, которую начальство продвигает по понятным соображениям. Никому и в голову не могло прийти, что Умалатова своей работой на производстве совершает какой-то подвиг феминизма, что ей за ее активность может что-то угрожать, что она ведет себя неправильно.
Сегодня такую Умалатову невозможно вообразить. Общество отброшено лет на сто назад. А ведь помимо нее мы помним Малику Гезимиеву, в 1999-2001 главу Гудермесского района (в самый разгар Второй чеченской войны), которая командовала мужиками, и никто ей не смел и слова поперек сказать. Гезимиева тогда с экранов ТВ не сходила, встречалась с самим Путиным, и по популярности чуть не затмевала Кадырова.
Сейчас все это в прошлом, восторжествовала глубоко консервативная идея - что кавказской женщине можно, и чего нельзя, как ей следует себя вести. И триумф архаики произошел не без участия российской власти, закрывавшей глаза на возвращение нелучших практик прошлого.
Вместо того, чтобы всячески поощрять светское начало, свободу от разного рода мракобесия кое-кто в Кремле решил предстать защитником патриархальности, забыв, что на дворе XXI век, а за спиной почти сто лет жизни в условиях светского общества. И вместо того, чтобы иметь как ориентир Умалатову и Гезимиеву, их подавать как пример для молодежи, начали играть в поддавки с консервативными традициями, к тому времени в основном уже позабытыми. Закрыли глаза на хиджабы и никабы, мол, это личное дело каждого. А враги светского образа жизни этим воспользовались, и начали усиленно импортировать в Дагестан, и не только, наиболее радикальные версии ислама, с покрытием женщин с головы до пят, с насаждением псевдо-шариата и т.д.
Ну а почему бы и нет, если государство закрывает глаза? Как только власть становится в слабую позицию, не чувствует себя уверенно, начинает заигрывать, его противники это чувствуют, и начинают этим пользоваться. Они говорят: «мы поступим хитрее, взрывать ничего не будем, а проникнем мирно в школы, университеты, во власть, и будем из-под полы протаскивать свои идеи». Напомним, что еще в 90-е начала реализовываться такая стратегия, тогдашний президент Ингушетии Руслан Аушев объявил о признании в республике многоженства, о запрете мужчинам работать гинекологами. Когда он в 70-80-е служил в советской армии, он был вменяемым офицером безо всяких выкрутасов. Сомневаюсь, что он заставлял жену покрывать волосы на людях, прятал ее от участия в застолье, когда приходили сослуживцы в гости. А тут, на Кавказе, моментально попал под влияние известно кого. Еще хуже вел себя Сергей Степашин. В бытность свою министром внутренних дел, он приехал в Кадарскую зону, где очень быстро укреплялись позиции религиозных фанатиков, были выставлены плакаты «здесь действуют законы шариата», копилось оружие, копались укрепления на случай будущих боев, изгонялись представители власти. И Степашин, пообщавшись со «старейшинами», объявил, что ничего страшного он не увидел, что тут живут милые люди, и все нормально. А через несколько месяцев пришлось брать аулы Кадарской зоны с тяжелыми боями.
Парадоксальным образом, сегодня Россия - приют для исламистов разного толка. На родине - в Средней Азии, против них вводятся жесткие меры, им запрещают носить длинные бороды, запрещают категорически укутывать женщин в средневековые наряды, а в РФ – пожалуйста, делай что хочешь.
В Азербайджане проводится очень последовательныйкурс на подавление исламизма, там не увидишь «замоташек», жена президента Алиева подает пример того,как нужно одеваться современной восточной женщине, щеголяя в умопомрачительных европейских нарядах. И обществу таким образом, посылается сигнал - будьте как первая пара страны, думайте не о бороде, не о никабе с паранджой, они вас не спасут от нищеты, а тянитесь к науке, образованию, будьте современными.
На мусульманском Востоке именно верхи выступали в роли модернизаторов – посмотрите на фотографии королевских и шахских семей 30-50-х годов. И монарх с женой, и их дети одеты по-европейски, никаких хиджабов. Точно также поступал и Кемаль Ататюрк, первым делом запретив туркам носить фески как символ убогой отсталости и косности.
Но и в советское время у нас было аналогично. Директору завода, председателю райисполкома, ректору института было стыдно иметь забитую закутанную жену. Если человек чуть выбивался наверх, он и держался соответствующе, и члены его семьи. Считалось неприличным ехать в большой город, не говоря уж про Москву, и ходить там как деревенщина из аула.
А сегодня – нет. Сотни тысяч мигрантов везут с собой жен в Москву, которых принуждают одеваться не по-столичному, а по-кишлачному, причем не как одевались в кишлаках их матери и бабки, а так, как я уже обрисовал выше. И это серьезная проблема, встающая на пути интеграции мигрантов в российское общество.
Русский эмигрант, приехав в Америку первым делом старается раствориться среди местной публики, слиться с нею, ничем не отличаться. Он выбрасывает из гардероба плавки, и ходит на пляж в купальных штанах по колено - как американец. Потому что, как бы ему это не удобно было (а как может быть удобно загорать и купаться в штанах?), он стремится предстать стопроцентным и лояльным гражданином новой родины. Раз у американцев запрещены плавки, значит и я не буду их носить.
А мигрант из Средней Азии или переселенец с Северного Кавказа, который более всего озабочен тем, как бы мужчины не увидели волосы его жены, не узрели ее локоток или щиколотку, интегрироваться в российское общество не рвется. Напротив, он пытается создать удобное для себя гетто, в котором он будет «как дома». Ему плевать, что в России «так не принято». Он как бы бросает вызов и проверяет ее власти и ее общество «на слабо». Хотя отметим еще раз – на родине, в Средней Азии, ему не дадут так явно проявлять свою патриархальность, и моментально возьмут на карандаш как экстремиста.
Вывод – борьба с радикальной идеологией не сводится к стрельбе, погоням и арестам. Важна работа на упреждение, и речь не про внедрение агентов или перехват переписки, а про пропаганду государством иных ценностей, нежели буквальное следование средневековым предписаниям.
Самое интересное: