Девушка считает, что виновные все равно смогут избежать наказания.
В Красноярске врача-терапевта на пенсии не смогли вылечить от коронавируса. Женщину по настоянию медиков положили в больницу, родственников убеждали, что она идет на поправку, но через несколько дней состояние пациентки ухудшилось настолько, что ее пришлось перевести в другую больницу. Там родных отчитали: время, мол, уже упущено… Через два месяца после смерти мамы ее дочь написала заявление в следственный комитет с просьбой разобраться в ситуации. Ей ответили, что доказать что-либо будет сложно.
Дело началось в июле прошлого года в Красноярске. Пенсионерка 63 лет, Марина Труфанова, заболела. К высокой температуре вскоре присоединился сухой кашель, затяжной, навязчивый. На третьи сутки, измучившись от кашля, Марина Анатольевна вызвала скорую помощь. Медики посоветовали со здоровьем не шутить и предложили госпитализироваться. В итоге Труфанова оказалась в Краевой межрегиональной клинической больнице № 7 на улице Академика Павлова.
— Поначалу нас привезли в приемное, сделали КТ. томография показала 25% поражения легких. Нам расписали лечение и сказали идти домой, но на следующей день маме стало хуже. Открылась рвота и диарея. Слабость не позволяла даже встать с постели, а любое движение давалось с трудом. Мы приняли решение опять вызвать скорую, скорая отвезла обратно в краевую больницу. Там у нее взяли кровь на анализ и отметили, что результаты ухудшились. Предложили госпитализироваться. Мама согласилась, потому что кашель и температура ее уже измотали. Распределили маму в КМБК № 7. Вообще у нас это госпиталь для долечивания коронавирусной инфекции. И эта больница считается худшей в городе. Но нам сказали, что мест в других медучреждениях нет, и вообще нам еще очень повезло, что оказались места здесь, — рассказывает дочь пациентки Анастасия.
Через пару дней Марина Анатольевна позвонила дочери с жалобами.
— Сказала, что показатели температуры и сатурации ей не говорят, измеряют раз в день. Врач пришла к ней посмотрела секунд 15 и ушла, дали кучу таблеток, но пить она их не могла, так как постоянно была рвота. На жалобы мамы не реагировали. Моя мама проработала врачом-терапевтом высшей категории, она могла оценить тяжесть своего состояния адекватно. Ей просто не помогли, — говорит Анастасия.
Наступили выходные. Анастасия привезла маме приборы для измерения температуры и сатурации. Так попросила сама Марина Анатольевна, чтобы иметь возможность контролировать показатели в динамике.
— По маминым измерения сатурация была 92, а температура 38,3- 38,6. Я ее попросила дойти до поста и попросить кислород. Мама объяснила, что дежурные врачи ей ответили, что не положено, так как сатурация в норме, а наши приборы показывают, мол, неверно. Тогда мама включила телефон на громкую связь, только после того как я закричала, что если не принесут кислород, я приеду с полицией, ей его принесли. Мне при этом все равно пришлось привозить удлинитель, потому что длины шнура не хватало, чтобы получать кислород лежа. Сидеть мама уже не могла, — вспоминает Анастасия.
После выходных она позвонила в больницу узнать о состоянии мамы. Дочь успокоили, мол, все под контролем. О том, что «все под контролем» и «динамика положительная» Анастасия слышала от медиков еще некоторое время. Пока Марина Анатольевна не позвонила сама и не прошептала, что задыхается и умирает.
— Мы сами нашли выход на краевую больницу, маму перевели туда. У нее взяли анализы, сделали КТ. Результаты нас шокировали. КТ-4 (Четвертая степень поражения — Прим. ред.), дыхательная недостаточность третьей степени, сатурация упала до 56. Врачи сказали, что прогнозы очень неутешительные, шансов почти ноль, и время потеряно, — продолжает Анастасия.
Через двое суток Марину Анатольевну перевели на ИВЛ — инвазивно. Почти сразу у нее произошел пневмоторакс (Скопление воздуха или газов в плевральной полости — Прим. ред.) сначала одного легкого, потом второго. Затем сепсис, септический шок и остановка сердца.
— Два месяца я не могла прийти в себя. Затем позвонила в больницу лечащему врачу, которая мне говорила, что все хорошо. Но ее интересовало только то, почему я позвонила спустя время. Видимо, понятие горя этому человеку чуждо. Я написала заявление в СК, но там мне сказали, что шансов добиться справедливости, скорее всего, ноль. Как я поняла, маму маршрутизировали с первичным ковидом в госпиталь для долечивания ковида, где нет соответствующего лечения, нет нужных препаратов и оснащения. А когда ее состояние ухудшилось, врачи бездействовали, хотя должны были связаться с профильными стационарами для перевода тяжелого пациента туда, — объясняет Анастасия.
Девушка считает, что вина медиков налицо: ее маме вовремя не дали кислород, не слышали жалоб на рвоту и ухудшающееся самочувствие. Недочеты в лечении увидели и следователи. После обращений в СК возбудили уголовное дело по части 2 статьи 109 УК РФ — «Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей». Максимальное наказание по этой статье — до трех лет лишения свободы с лишением права занимать определенные должности.
— Никого за это ни накажут, мне прямо сказали. Мол, таково «распоряжение свыше» — не признавать ошибки оказания медицинской помощи при ковиде. У нас семья осиротела. Нет мамы, бабушки и подруги, остались только боль в сердце и изнуряющая пустота, — вздыхает Анастасия.
Ранее «Блокнот» писал о похожей ситуации в Саратовской области. В редакцию обратился житель Саратова Дмитрий Семенов. Его 74-летняя мать, Любовь Борисовна, скончалась от коронавируса 21 января 2020 года в Саратовской городской клинической больнице № 2. Туда женщина попала с 5% поражением легких. Дмитрий считает, что так случилось из-за врачебной халатности, ведь потом они всячески скрывали от него подробности её лечения, вплоть до того, что подделали в документах подпись женщины.
Если вас обидели, если вас не слышат чиновники, если управляющая компания творит беспредел – пишите в нашу рубрику «Обращение в редакцию». Присылайте ваши письма на электронный адрес bloknotmoskva@gmail.com или пишите в WhatsApp по номеру 89508687378.
Фото предоставлены дочерью умершей.
