Максим Артемьев о том, как русский язык стремительно вытесняется уже не на пространстве бывшего СССР, но и на территории самой России.
Специальная военная операция заставила на многое посмотреть по-другому, стала толчком к значительным изменениям в жизни России, как политическими, так и социокультурным и экономическим.
В каких-то сферах перемены проходят быстрее и заметнее, в каких-то медленнее и не так броско. Скажем, в экономике исчезновение инофирм почувствовали сразу, достаточно взять Макдональдс. Закрылся – и все. Не увидеть это невозможно. Как, наверное, будет невозможно не заметить появление его преемника.
В военном деле, говорят, тактику и стратегию меняют на ходу, предприятия ВПК работают в бешенном темпе – как во время ВОВ, и техника модернизируется и совершенствуется моментально. После 1991 года скорость ее изменений упала резко, новые образцы самолетов и танков готовились десятилетиями, благо спешить никуда не было не надо. Тогда как во время той же ВОВ, менее чем за четыре года, прогресс был колоссальный, вспомним с какими самолетами-танками вступали в войну, и с какими закончили.
Но есть и сдвиги в российском менталитете. Я уже несколько лет активно выступаю и в печати, и по радио и телевидению, и в социальных сетях в защиту русского языка, во имя его развития и обогащения. Проблема очевидна – русский стремительно вытесняется уже не на пространстве бывшего СССР, но и на территории самой России. Практически все названия фирм – на английском, вывески на английском, все новые слова – из английского. Культуролог-эмигрант Михаил Эпштейн, шокированный увиденным в России, описывает эту ситуацию словами «язык стесняется самого себя».
Действительно, основная проблема русского - его чрезвычайно низкий статус. Назвать что-либо по-русски в современном деловом сообществе – позор. Новостройка, парикмахерская, сеть магазинов – обязательно по-английски. При этом их хозяева и не стремятся выйти заграницу со своим делом (обычный тезис в защиту английского названия, мол, за рубежом, не поймут «Красная роза», надо Red Rose), да и как может оказаться за пределами России очередной пафосный поселок для богатеньких под названием Green Field?
Нет, называют Raspberry, а не «Малина» именно чтобы звучало как «у взрослых». А «Малина» - это по-колхозному, по-руснявому, нам такое не нужно, надо, чтоб ничего русского. Это типичные комплексы вчерашней фарцы, гонявшейся за фирменными джинсами и «Адидасом». Фарцовщик вырос, постарел, хочет жить на покое, но у него не хватает на дом на Кипре, поэтому он хочет заграницы под Москвой, отсюда и поселки вроде Birch Grove. Счастье для вчерашней фарцы заключается в иллюзии заграницы дома. Жить же в «Березовой роще» для такого русофоба означало бы крах жизненных устремлений.
Поскольку я долго спорил и в соцсетях и в СМИ с моими оппонентами, защищающими «рашн пиджин» как единственно возможный язык современности, то хорошо знаю их обычный довод – мол, пусть Россия сделает так, чтобы жить в ней было не стыдно, а привлекательно, тогда и русского языка перестанут стыдиться. Точно также отвечают насчет воровства иностранных понятий вместо создания собственных слов – «изобретите свое и назовите».
Устаешь объяснять, что русские не изобретали ни паровоза, ни парохода, вместе с пылесосом и холодильником, но, тем не менее, придумали свои слова, тем самым обогатив речь. И насчет притягательности России можно поспорить - достаточно выйти на московскую улицу и посмотреть на толпу, приезжих из-за границы будет едва ли не треть.
Иными словами, не надо ставить телегу впереди лошади. Самоуважение проистекает не из-за достижений, хотя Россия вполне развитая и зажиточная страна. Нельзя никого лишать достоинства, если он не великий изобретатель, миллионер или чемпион. Уважения достоин каждый. Финский, эстонский и прочие языки активно создают новые слова, а не воруют каршеринги и коворкинги, хотя особо им похвастать нечем по части новаций и изобретений. Просто у финнов и эстонцев, также как у французов или израильтян (иврит - это просто чемпион по саморазвитию и самообогащению, в нем нет «файлов» и прочего) есть элементарное самоуважение и чувство собственного достоинства, чего так остро не хватает нам.
Какие бы споры не вызывали мои тексты, к каким бы депутатам и чиновникам я не обращался с конкретными предложениями (а они отвечали всегда с сочувствием) реального результата не было никого, поскольку «сверху» сигнала не проходило. Моя озабоченность казалась блажью, в лучшем случае – несвоевременной инициативой.
Когда началась СВО, мне говорили, что теперь-то государство повернется лицом к языковым проблемам, о которых я пишу – в рамках общей патриотической тенденции. Я в это не очень верил, памятуя о предшествующем безразличии и неповоротливости бюрократической машины. Но вот в последние дни прошли сигналы, которые могут указывать на возможные изменения в позиции власти. Еще раз отмечу – «могут», но могут оказаться и простым «ля-ля» без последствий.
Тем не менее, на официальном уровне от самых высших представителей власти знаковые слова прозвучали. После того как министр промышленности и торговли Денис Мантуров на форуме «Неделя российского ретейла» отметил, что засилье иностранных наименований, владелица Wildberries Татьяна Бакальчук ответила, что компания подумает о возможности замены названия компании на русское. Москва сегодня покрыта вывесками «Диких ягод», только в квартале, где я живу, у них четыре пункта. И видя ежедневно вывески я часто думал – ну чем плохи «Дикие ягоды»? Почему надо этого стыдиться? Даже если у Бакальчук есть планы продвинуть сеть в Европу и Америку, название Yagoda будет конкурентным преимуществом, ибо оригинально, неповторимо, более узнаваемо. Во всем мире сейчас спрос на аутентичность, никому не нужны пошлые и банальные английские наименования, заезженные до невозможности. Если ты русский предприниматель – так и называй свое дело по-русски. Туркам помешало название «Байрактар» продвигать свой товар? Все выучили и никто не путает.
Впрочем, сейчас про продвижение заграницу можно забыть, и это возражение снимается само собой. И патриотический порыв населения деловым людям («бизнесменам» - а ведь когда в России рынок развивался семимильными шагами до 1917 года, «бизнесменов» у нас не было) тоже надо бы оседлать, и тема «иностранные названия в товарах способствуют их более активным продажам из-за сложившейся в обществе традиции воспринимать иностранные названия как более престижные» перестанет быть актуальной.
Вслед за Мантуровым выступил и председатель Госдумы Вячеслав Володин, у себя в Телеграме он написал: «В Государственной думе обсуждается запрет размещения рекламных вывесок на иностранных языках. Законопроект подготовлен».
Так что будем считать, что лед тронулся. В условиях, когда русский язык активно вытесняется на всем пространстве исторической России, достаточно вспомнить решения последних недель – окончательный запрет обучения на русском в Латвии, новые меры против русского языка и культуры на Украине, в т.ч. инициирование по новой вопроса об отказе от кириллицы, сдавать его еще и в РФ было бы уже слишком. Вообще получается, что языковые вопросы наших соседей волнуют очень, а нас – наоборот.
В Москве, кстати, от кириллицы отказываются ударными темпами явочным порядком, да и в Рунете тоже. Все названия иностранных марок («брендов» - «марка» тоже устаревший русизм) пишутся уже только латиницей – хотя никакого решения по этому вопросу не принималось. Telegram, Facebook, Ford, Microsoft…Странно, почему до сих пор «Лондон», а не London?
Поэтому в порядке внесения собственных предложений депутатам считаю необходимым отметить несколько пунктов («позиций» как бы написали говорящие на «рашн пиджин»).
Во-первых, речь не должна идти об очередной кампанейщине. Борьба за русский язык, его обогащение предполагает целенаправленную и долговременную государственную политику.
Во-вторых, инициатива должна принадлежать обществу. Инициативы должны произростать снизу, ни в коем случае нельзя превращать языковую политику в бюрократические интриги. Люди должны пробудиться и бороться за родную речь, как борются за экологию или спасение бездомных собак.
Теперь о конкретных предложениях. Необходим постоянно действующий совет по вопросам новых слов и понятий. Сами по себе слова не создаются и ниоткуда не берутся. В XVIII-XIX вв. их тысячами и тысячами придумывали Карамзин и его последователи – от «промышленности» и «подлежащего», до «кислорода» и «водорода», от «утконоса» до «броненосца». Сегодня Карамзины отсутствуют, отсюда и «кэшбеки» вместо «возвратки», например. Но раз инициативных людей нет, и статус родного языка крайне низок, а все звучащее на нем воспринимается как убогое, то необходимо обязать некий орган заниматься словотворчеством на профессиональной основе. Пусть клерки, если хотят, говорят между собой «кэшбек», но официально, в документах будет «возвратка». По крайней мере, у людей будет выбор, а у языка – расширение, два слова лучше чем одно.
Не надо запрещать вывески на английском, но надо обязать, во-первых, писать одновременно название по-русски, а, во-вторых, если название смысловое, типа Black Cat, то давать обязательно русский перевод – «Черный Кот». Тогда хозяева лишний раз задумаются - стоит ли изображать из себя иностранцев?
Часто можно услышать в ответ, что «язык все переварит», что «ненужное отбросит», «не нужно его спасать» и т.п. Это, конечно, чушь. Вспомним ирландский или баскский, например. Теперь спохватились, но уже поздно, они практически вымерли. Язык - это выбор, который сознательно делает каждый из нас в каждом речевом акте. Иврит возродился не сам по себе, а благодаря каждодневной упорной работе его энтузиастов. На Украине на продвижение украинского тратятся колоссальные усилия. Ни один националист в Киеве не думает, что украинский вытеснит русский сам собой. Хотелось бы верить, что и русский не пройдет путь ирландского – на первой стадии «рашн пиджин», на второй уже переход на английский как передовой язык белых господ под всеобщие аплодисменты. А еще лет через сто - попытки возродить его как иврит…
Самое интересное:
